Тех, кто читал мемуары выживших в Катастрофе, трудно удивить живописаниями ужасов или героизма. Однако автобиография Мордехая Пельца – в прошлом влиятельного деятеля израильских профсоюзов – поразит, пожалуй, даже самых стойких.

В 1939-м, когда немцы вошли в Польшу, 20-летний уроженец маленького польского местечка Избиц, оставив родных, не ждавших от немцев ничего плохого, бежал на Украину. Война, однако, догнала его и там, и в 1941 году он попал в гетто в окрестностях Дубно. Там он, впрочем, не задержался – пережив две акции уничтожения евреев в гетто, Мордехай понял, что надеяться не на что, и снова бежал, на этот раз в лес.

Не умереть в одиночку в лесу сложно и взрослому человеку. Но Мордехай был не один – вскоре после побега он подобрал двух еврейских детей, чудом уцелевших в каком-то местечке. Несколько недель он водил их по лесу, прячась от любого шороха, и каждое утро не знал, что они будут есть и где спать.

Несколько раз все трое были на волосок от гибели: полицейская засада против партизан, внезапный немецкий патруль в заброшенной деревне… Но в конечном итоге детей удалось пристроить в украинские семьи (где они благополучно пережили войну, а после окончания эмигрировали в США, где живут до сих пор, поддерживая связь со своим спасителем). Сам же Мордехай вступил в партизанский отряд.

Партизанить, однако, ему довелось недолго – через несколько месяцев отряд был разгромлен. И вновь ему пришлось выживать в одиночку. Почти полтора года Мордехай скитался по лесам, лишь изредка находя приют у местных крестьян, не боявшихся прятать евреев. Свое последнее укрытие он нашел у чешской семьи в свинарнике. Там, среди нечистот, под корытом, он провел несколько месяцев до прихода Красной армии.

Едва ли не в первый день после освобождения Мордехай добровольно пришел в военкомат и стал советским солдатом. Правда, на фронт он так и не попал: увидев человека, вылезшего из-под свиного корыта, военком сказал, что не возьмет грех на душу и не пошлет на передовую такого доходягу. В результате Мордехай остался при штабе. Но в тылу скучать тоже не пришлось: в районе свирепствовали бандеровцы, так что ни одна неделя не обходилась без стычки.

Впрочем, главное в этой книге все-таки не война, не описание ужасов и героизма. Как пишет сам Мордехай:

Я не стал бы писать мемуары для того, чтобы в миллион первый раз рассказать о Катастрофе. Мне важно было другое. Показать, что в этих условиях можно было остаться человеком, сохранившим достоинство и способным добиться успеха в жизни.

Поэтому главная для него – вторая часть мемуаров, где он рассказывает о своей жизни после Победы.

В 1946 году Мордехай как бывший польский гражданин покинул Союз и после непродолжительного пребывания в Польше по фальшивым документам переехал в Германию, в зону американской окупации. Там он попал в Хасенхекке, лагерь для перемещенных лиц, где вскоре сделал двойную карьеру: стал одновременно представителем американской администрации и председателем выборного совета лагеря.

Утром я составлял прошения и подавал заявки от имени жителей лагеря, а после обеда переходил в другой кабинет и их рассматривал.

Надо полагать, Пельц-начальник редко отказывал Пельцу-просителю. Поэтому на своем посту ему удалось сделать немало: открыть школы и детские сады, устроить рабочие мастерские, организовать театральный кружок и регулярные кинопоказы. Как с гордостью пишет Мордехай, в других лагерях ничего подобного не было, там люди просто поддерживали свое существование.
Затем – эмиграция в Израиль, служба еще в одной в армии, успешная карьера сначала в Сохнуте, а затем в профсоюзах и промышленности, где ему доводилось иметь дело с министрами, генералами, акулами израильской индустрии.

Отдельную главу Мордехай посвятил своей израильской семье (из польской не уцелел практически никто): жене Эстер, с которой он прожил почти 60 лет, преуспевающим детям и подрастающим внукам. Гордиться и даже хвастаться своей семьей евреям, в принципе, свойственно. Но в данном случае это разговор не только о детях и внуках. Многим из тех, кто пережил Катастрофу, так и не удалось создать нормальную семью, слишком сильной оказалась травма. Поэтому для Мордехая счастливый брак – еще одно подтверждение, что он смог не просто выжить, но остаться нормальным человеком.

Многие из тех, кто прошел гетто и лагеря, вполне объяснимо злы и обижены на весь мир, на тех, кто не пришел на помощь, равнодушно смотрел или соучаствовал. В книге Мордехая этого нет. О палачах и убийцах он почти не пишет. Зато раз за разом подчеркивает, что, если бы не помощь неевреев (немецкого врача, организовавшего ему побег из гетто, крестьян, прятавших его во время скитаний, партизан, советских солдат) – у него не было бы шансов выжить.

К сожалению, из-за этой, самой важной для автора части публикация мемуаров едва не сорвалась. Издавать книгу взялся музей «Яд ва-Шем», который ничем, кроме ужасов Катастрофы, не интересовался. Поэтому Мордехаю предложили закончить воспоминания 1944-м годом. Мордехай, естественно, на это не соглашался, и выход мемуаров несколько раз откладывался. В конце концов Пельцу удалось настоять на своем. В результате в выигрыше оказались все. Книга получилась не только о Катастрофе, но и о первых десятилетиях израильской истории, абсорбции репатриантов из исламских стран (Пельц руководил одним из лагерей, принимавших новых граждан), о рождении израильской промышленности и строительстве в Восточном Иерусалиме, присоединенном к Израилю в 1967 году.

А кроме того, Мордехаю удалось донести до читателей ту идею, ради которой он взялся за перо: Холокост не может и не должен быть главным событием в жизни человека. Если это произошло, значит, Гитлер добился своего, даже если конкретный еврей чудом остался в живых. Важнее всего – то, чего человек смог добиться, невзирая на сюрпризы, которые приготовила ему судьба.