Роман «Великий Гэтсби» Фицджеральд дописывал в Париже, будучи уже известным и востребованным автором и женатым человеком, находясь далеко от Нью-Йорка и его ошеломительного драйва. За книгу он получил денег меньше, чем зарабатывал рассказами для журналов, и разошлась она не то, чтобы бешеным тиражом. Постановка на Бродвее и голливудская экранизация дело не спасли. Книга эта, посвященная «ревущим двадцатым» и «веку джаза» родилась на излете этого короткого «века» — всего четыре года оставалось до Великой депрессии, и столько же — до депрессии самого Фицджеральда. Великим роман о Джее Гэтсби стали называть в пятидесятые-шестидесятые, когда автор давно почил, двадцатые отревели, а шампанское выветрилось. Нынешнее возвращение Гэтсби — странная штука, бабушкино меховое манто, вынутое из сундука, мода на ретро и затаенная тоска по бездумной роскоши.

Ник Каррауэй, отпрыск богатой семьи, ветеран Великой войны, биржевой игрок с писательскими амбициями селится рядом с загадочным миллионером Джеем Гэтсби, о котором известно только то, что на самом деле ничего толком не известно. Гэтсби знакомится с Ником и просит его об услуге — как бы нечаянной встрече с Дэзи, троюродной сестрой Ника. Так и выясняется, что у Гэтсби и Дэзи был когда-то роман, к финалу которого мы все вместе с героями и придем под конец. Фицджеральд пишет предельно кинематографично — и тем сложнее режиссеру экранизации, потому что никакое побуквенное воспроизведение текста не помогает вытащить то, что в тексте не проговорено. А такого гораздо больше, чем кажется, и это основная проблема режиссера База Лурмана.

Австралиец Лурман экранизирует «Великого Гэтсби» в том же ключе, что «Мулен Руж» и «Ромео и Джульетту». Рейверские кислотные цвета, головокружительное 3D, современный саудтрек и разливанное море денег — Фицджеральд был бы, вероятно, польщен таким размахом и одновременно озадачен. Ди Каприо (Джей Гэтсби) удивительно юн и аккуратен, Тоби Магуайр (Ник Каррауэй — рассказчик и закадровый голос), одномерен даже в три-дэ и страшно мешает, Кэри Маллиган (Дэзи Бьюкенен) мила, но и только.

Экранизация — честный, почти построчный пересказ романа, с поправкой на манеру Лурмана устраивать шоу на пустом месте. Двигателем работают танцы и алкогольное безумие, но не скрученная пружина внутри Гэтсби. Хуже того, ключевые моменты, когда пружина разворачивается, — единственное, что не удается не только режиссеру, но и Ди Каприо. Откуда-то выпрыгивает чертик имени Джонни Деппа и превращает все в карикатуру, в бурлеск. Лурману, правда, того и надо. Громче, ярче, однозначнее.

А Гэтсби ведь, по факту, мечтатель и богоборец. Немножко лайт — потому что мечты его хоть и грандиозны, но ровно никак не высказаны, — однако он определенно сражается с судьбой, бодается с предопределенностью. Он, по факту, мошенник — но мошенник, влекомый великими устремлениями. И он влюблен, хотя любовь его — фантазия, плод воображения. Ради нее он отказался от «божественной свободы полета мыслей» и выбрал большие деньги, и в общем-то, это история о потерянном рае и попытке выстроить его человеческими силами, повернуть время вспять. Что касается «века джаза» — это на редкость удачный момент, соединивший героя и время в попытке создать некое божественной красоты и беспечности настоящее, не задумываясь о будущем, не помня о прошлом. Время, родное для Фицджеральда и едва ли постижимое для потомков.
Зато на зрителя сурово взирают «глаза бога» с рекламного плаката, зеленый огонек на той стороне бухты мигает сумасшедшим светофором, орган оглушительно воет, а розовые костюмы такие розовые.

На выходе из зала один юноша, выкидывая ведерко от поп-корна, сказал другому: «Я так и не понял, почему Гэтсби великий».