Еврейских персонажей на средневековых фресках, картинах, рельефах и т. д. довольно легко отличить по характерному головному убору — островерхой шапке, называемой judenhut или pileum cornutum.

«Еврейская шапка» — один из знаков, наряду с нагрудными нашивками (овальные круги, желтые скрижали и т. д.), по которым средневековое общество отличало своих от чужих, христиан от иудеев. Однако весь фокус в том, что такие знаки были введены в Европе только после решения Четвертого Латеранского собора в 1215 году. В искусстве же они появились гораздо раньше, уже в XI в.

Как это произошло? Неужели сила искусства оказалась пророческой? Что хотели сказать художники и их заказчики, снабжая нарисованных евреев островерхими шапками? Об этой почти детективной истории можно прочесть в недавно вышедшей книге Сары Липтон Dark Mirror, посвященной антисемитской средневековой иконографии.

Первым делом, конечно, в голову приходит здравая мысль, что евреев изображали таким образом, потому что уже в XI в. они носили шапки похожей формы. Однако все сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что в то время евреи не носили никакой особой одежды, и вполне могло быть так, что в повседневной жизни они обходились вовсе без головных уборов. Обычай покрывать голову как в синагоге, так и вне ее появился позднее Средних веков, и многие, как, например, рабби Авраам бен Натан из Люнеля, молились по палестинскому обычаю — с обнаженной головой.

Как справедливо замечает Сара Липтон, у средневековых изображений не было цели верно и правдиво отразить окружающий мир. Детали повседневной жизни интересовали художников и их патронов ровно потому, что с их помощью можно было выразить какую-то религиозную, политическую или моральную идею. Выполняя более сложную функцию, чем отражение окружающего мира, детали эти могут совершенно не соответствовать положению вещей в реальности. Так, когда мы видим в Агаде Кауфмана (XIV в.), что фараон приходит к Моисею и Аарону ночью в одной рубашке и без исподнего, но в короне, то, конечно, это совсем не потому, что он эту корону никогда не снимал. Просто таким образом нам демонстрируют, что на миниатюре — человек, обладающий силой и могуществом, владыка, а не простой смертный.

Следовательно, нам надо понять символизм первых изображений «еврейской шапки», а для этого — выяснить, когда именно эти первые изображения появились.

Волхвы и пророки

Ранее, с подачи Альфреда Рубенса, автора «Истории еврейского костюма», считалось, что впервые остроконечная еврейская шапка появляется на страницах Библии из Ставелота, гигантского двухтомного манускрипта, созданного для лотарингского аббатства Ставелот в 1093–1097 гг.

Это самое сердце владений Готфрида Бульонского, первого латинского правителя Иерусалима и одного из инициаторов жестоких еврейских погромов весной 1096 г. Вроде бы все сходится: рост антисемитских настроений, связанный с крестовыми походами, привел к тому, что в искусстве евреи стали изображаться «чужими», заметно не такими, как христиане.

Однако Сара Липтон делает открытие. Во-первых, оказалось, что еще в 1084 г., когда никто не мог предвидеть ни крестовых походов, ни погромов, Годеранус — тот же самый писец, что создал Библию из Ставелота, — уже изображает остроконечные шапки на головах персонажей Лоббской Библии. Во-вторых, Липтон удалось обнаружить еще более ранний пример: две миниатюры из так называемого Второго Евангелия епископа Бернварда из Хильдесхайма, созданного в 1015 г. (да-да, ровно тысячу лет назад!). На одной иллюстрации это евреи, слушающие проповеди Иоанна Крестителя — в шапках с острыми концами, слегка загибающимися назад.

На другой — «первосвященники и начальники», дающие Иуде деньги за то, что тот предал Иисуса.
Все остальные еврейские персонажи в рукописи никак не выделены.

А самое интересное вот в чем: практически такие же остроконечные колпаки украшают в рукописи Бернварда фигуры трех волхвов, пришедших поклониться младенцу Иисусу.

Сара Липтон считает, что именно волхвы — ключ к пониманию ситуации.

Дело в том, что — сюрприз, сюрприз! — эти иностранные мудрецы изображаются в остроконечных шапочках уже начиная с III в, но к евреям ни они, ни их шапки никакого отношения не имели.

В Евангелиях очень мало говорится о волхвах, поэтому первые христиане выдвигали по их поводу самые разнообразные идеи. Так, Тертуллиан предположил, что они — высокородные персидские священники, Исидор Севильский считал их астрологами, а Юстин Мученик — арабскими царями. Так что, когда художникам приходилось изображать волхвов, они «одевали» их в смутно-восточные одежды, в том числе и во фригийский колпак, частый атрибут персидских персонажей во время античных театральных представлений.

Итак, заостренный головной убор в XI в. ассоциировался с Востоком, древностью, эзотерическим знанием, авторитетом священника и/или королевским саном. Зачем же художник «надевает» такие шапки на евреев в рукописи Бернварда? Слушатели Иоанна вполне нейтральны по характеру, собеседники Иуды — злодеи. Объединяет их только одно: высокий ранг и наличие религиозного авторитета. Как и волхвам, им предложена истина, но, в отличие, от восточных мудрецов, мудрецы иудейские ее не принимают, отказываются от нее.

Если же вернуться к Годеранусу и его Лоббской Библии, то он впервые изобразил в остроконечных шапках пророков.

Пророки — не цари, не первосвященники. На изображениях в инициалах они одеты скромно, у них отсутствуют посохи или какие-то иные признаки власти. Их власть — это власть слова, о чем свидетельствуют свитки, которые они держат в руках. И скажем честно: в этих благородных, возвышенных фигурах еще труднее усмотреть какие-либо проявления антисемитизма, чем в персонажах из рукописи Бернварда.

Остроконечная шапка как признак «еврейства» появляется значительно раньше реального головного убора и совершенно меняет свое значение с течением времени. Поначалу указывавший на мудрость и авторитет judenhut превратился в знак отверженности и злонамеренности. То же самое, кстати, произошло и с шестиконечной звездой: «щит Давида» использовался в Средние века и позднее как христианами, так и евреями; он украшал синагоги и церкви, флаги и манускрипты. Но постепенно из общего знака силы и славы он превратился в зловещий знак иудеев, а затем — в позорную метку. А как хорошо все начиналось.